Стенограмма:
Интервью Дмитрия Рогозина телеканалу «Россия 24»
О.Терновой: Здравствуйте, Дмитрий Олегович!
Д.Рогозин: Здравствуйте!
О.Терновой: Предлагаю продолжить традицию ежегодного подведения итогов деятельности оборонной индустрии и в целом тех направлений, которыми вы занимаетесь, которые вы курируете в рамках задач Правительства Российской Федерации.
Я предлагаю начать со свежего, с актуального для вас, в частности, события. Вы проводили связь с космодромом Восточный. Как прошло совещание? Как идёт ход подготовки?
Д.Рогозин: Мы еженедельно работаем с космодромом в режиме видеоконференции, раз в две недели я стараюсь быть на космодроме непосредственно, инспектируя ход теперь уже не строительства, а ход автономных испытаний объектов космодрома, пускового минимума. Мне доложили о том, что для осмотра своих квартир ордера уже получены работниками космодрома, Центра по эксплуатации наземной и космической инфраструктуры. Новогодние праздники люди уже проведут в своём служебном жилье, будут смотреть, что куда поставить, как меблировать и так далее (хотя там минимум мебели и так уже есть). В общем, это такая человеческая история, очень правильная, и я очень рад этому, потому что для нас важен здесь не бетон и железо, а люди здесь важнее, они должны быть мотивированы. Когда они мотивированы, когда они понимают, ради чего они там, в этой тайге, вместе собраны, тогда будет большой успех, большое дело.
Поэтому космодром – это люди прежде всего. Забота о людях – одна из самых важных наших задач, тем более это высококлассные специалисты, которые приезжают с других космодромов, с Байконура, с Плесецка, из крупнейших ракетных центров. У них сейчас важнейшая задача: 19 января они вскрывают пеналы, в которые сейчас упакованы блоки ракеты-носителя «Союз», начинают сборку ракеты уже в готовом цехе, который достиг необходимого уровня сверхчистоты – только там может происходить такого рода сборка. И начнутся уже лётные испытания самой ракеты. В общем, доложено было о том, что, по сути дела, мы на конец марта должны выйти с окончанием всех испытаний. Это в принципе укладывается в те сроки, которые установлены Президентом России.
О.Терновой: Дмитрий Олегович, исторически сложилось так, что оборонная промышленность вплотную взаимодействует с нуждами российской армии, вы обеспечиваете заказы военных. Нужно сказать, что военные уже доложили и Верховному Главнокомандующему, и российской общественности, что в целом довольны взаимодействием с оборонной промышленностью в этом году. Заказы выполняются в срок, качественная техника приходит в войска. В целом есть какая-то с вашей стороны статистика? И как вы можете охарактеризовать работу промышленности?
Д.Рогозин: Действительно, Министр обороны уже докладывал перед Новым годом на расширенной коллегии Министерства обороны о цифрах, которые позволяют судить о том, что мы идём с опережением графика поставки самых современных вооружений Министерству обороны. На сегодняшний момент мы должны были выполнить индикатор, установленный Президентом, в 30% современного оружия. На самом деле мы видим сегодня, что современного вооружения уже не 30%, а 47, то есть в полтора раза превышение.
Представьте себе, какое это огромное напряжение в военной науке – у генеральных, главных конструкторов, технологов, рабочих на этом огромном хозяйстве, которое называется «оборонная промышленность», составляющем 1270 заводов, за которыми надо следить, которые надо модернизировать, обучать, которые надо насыщать необходимыми финансовыми ресурсами, чтобы они справились с долгосрочными серьёзными планами перевооружения российской армии. Это огромная, тяжелейшая, титаническая работа, которая делается. Она, может быть, не видна. В Сирии мы видим лишь только часть Вооружённых сил. Мы там видим в основном ВКС России, нашу авиацию, и фронтовую, и армейскую, но тем не менее мы видим, что уже наша армия в этой части там перешла в другую лигу – от того, как выглядят наши пилоты и техники, обслуживающие нашу авиационную технику, до того, как они применяют оружие.
Но никакой эйфории у нас здесь нет, мы не занимаемся здесь пропагандой. Мы самым внимательным образом изучаем боевой опыт применения наших современных вооружений. У нас задача какая? Бить точно, именно по врагу, обозначенному, легальному врагу, который, конечно, прячется в бункерах, в специальных укрытиях, пытается прятаться среди гражданского населения. Если бы мы неаккуратно наносили удары, то это было бы сопряжено с большим количеством сопутствующих человеческих жертв, соответственно, представьте себе, какой русофобский вой стоял бы против нас. Но этого ничего нет. Почему? Да потому, что мы в копеечку бьём! Потому что и лётчики, пилоты наши, и, соответственно, ракетчики, которые наносят удар крылатыми ракетами, и сами инженеры-конструкторы, которые непосредственно изучают каждый момент применения оружия в Сирии, – мы все переживаем за успех, а он немыслим без высокой точности поражения врага.
Ещё раз хочу сказать, что без суббот, без воскресений, без выходных все представители ведущих наших оружейных компаний, которые выпускают вооружение, будь то высокоточные бомбы или ракеты класса «воздух – поверхность», «воздух – земля», или, скажем, крылатые ракеты, носители этих вооружений (самолёты, вертолёты, корабли наши) – всё это собрано в единый кулак. И я хочу сказать, что это бы было невозможно ещё несколько лет назад. Сейчас это уже возможно.
Но мы идём дальше, потому что 47% – это много (это большая, огромная работа, которая была проведена за последние 3–4 года), но надо сказать, что у нас планка ещё выше – 70% к 2020 году. А по некоторым родам и видам Вооружённых сил надо выходить вообще на 100-процентное перевооружение. Сейчас примерно всё наше «сухопутие», сухопутные войска уже перевооружены примерно на 35%, в том числе и воздушно-десантные войска.
Я хочу, пользуясь случаем, если вы мне позволите, поздравить моих товарищей боевых (по-другому просто не скажешь), коллег, работников оборонно-промышленного комплекса, военной науки и, конечно, наши Вооружённые силы, с которыми мы работаем вместе бок о бок, плечом к плечу, с хорошим, большим, серьёзным результатом, потому что он сказывается на спокойствии граждан России за свою мирную жизнь.
Но есть и проблемы, не скрою, о них надо тоже честно говорить. Они связаны с тем, что разрушить всё можно было очень быстро, а воссоздать за 3, за 4, за 5, да даже за 10 лет иногда некоторые вещи невозможно. Самое главное – это люди, которые ушли в своё время, бросив то, чему их учила советская военная школа, а российской школы не было. И вот этих людей просто так не нарожаешь в одночасье, а тем более и не подготовишь, не воспитаешь. У нас на некоторых наших предприятиях физически не хватает специалистов, мы уже смотрим за границей. Я имею в виду, с Украины много приехало специалистов, которых мы сейчас принимаем в российское гражданство, они работают у нас. Смотрим, конечно, новые кадры, но их надо тоже ещё вырастить. Какое-то время должно пройти, поэтому одна из причин определённых срывов оборонного заказа связана именно с отсутствием высококвалифицированного персонала в том объёме, который сейчас необходим стране. Это первое.
И второе. Конечно, надо иметь в виду, что мы живём в период санкций. Эти санкции прежде всего самым болезненным образом направлены против оборонно-промышленного комплекса страны. Посмотрите, даже последние американские санкции по кому бьют? По банковской системе, то есть по госбанкам, чтобы обрезать кровеносные сосуды, которые питают экономику. И, конечно, дальше идёт весь перечень оборонной промышленности – вся оборонка наша под санкциями. Это означает, что мы не можем купить то, что нам нужно, перевооружиться, перевооружить предприятия не можем. Приходится делать это какими-то непонятными путями, с помощью изменения логистики поставки станочного оборудования, выращивая собственное производство, которого не было, – оно было развалено. Как, скажем, станкостроение, – оно было угроблено в России, угроблено. Значит, это надо сейчас воссоздать. А всё сразу не получается. Хотелось бы, но не получается.
Поэтому, скажем, если говорить по флоту, то у нас из нескольких десятков кораблей несколько кораблей не будет построено в этом году, они будут сданы лишь только в следующем году. А некоторые, которые были основаны на силовых установках, которые производила Украина… Мы им деньги заплатили (там под 100 млн долларов есть некоторые контракты, которые были заплачены николаевскому предприятию «Зоря-Машпроект» на поставку газотурбинных агрегатов), а они денег не возвращают. Суд в Киеве – иди туда, судись с ними. И одновременно у нас такого производства не было. И мы сейчас ударными темпами воссоздаём собственное производство такого рода агрегатов, но потребуется какое-то время. 2017–2018 годы – это основные годы, когда мы выходим на полное импортозамещение продукции, которую раньше мы свободно получали с Украины. Сейчас мы это не можем получать. Вот из-за этого, соответственно, построенный корабль стоит уже на верфи, а силовой установки там нет. Даже, может, компонента какого-то одного не хватает, но если этого компонента нет в производстве внутри страны, значит, всё, уже сдвигается срок поставки этих кораблей.
Но, ещё раз говорю, по каждому такому объекту, будь то авиационная техника, морская техника, сухопутная техника, у нас есть конкретный детализированный план – до болта, до руды. Мы всё просчитали, что необходимо сделать, какие мероприятия необходимо провести, какие технологии необходимо применить, и мы не будем повторять то, что мы получали. Мы сделаем более совершенный вариант на новых решениях, которых не было никогда на Украине, потому что они никогда не вкладывались в свою собственную промышленность. И мы эту задачу, конечно же, бесспорно, никаких сомнений нет, решим, но придётся какие-то задания сдвинуть.
Поэтому исполнение государственного оборонного заказа 2015 года будет у нас примерно 96%. 4% мы не сделаем, вот по этим самым причинам – то, что я вам честно назвал. Но деньги, которые выделены были на оставшиеся 4%, мы просто перераспределим на те направления, где у нас потребность в умножении производства. Скажем, у нас «Тульский панцирь» – это зенитно-ракетная система, уникальная, с которой можно смело морячить, смело можно её применять на боевых кораблях, а не только в сухопутном варианте. Там очередь выстроилась, я боюсь вам говорить, до какого года. Все хотят получить – и на экспорт хотят, и внутри страны армия хочет. На расширение производства отправим эти деньги, которые не востребованы, на эти 4%. Но в целом, ещё раз говорю, эти задачи будут разрешены.
Отдельную тему хочу
тоже вам осветить. У нас когда долго чего-то не делалось, хочется сразу создать
какое-то супероружие. Потому что наш человек, русский человек богат идеями. Ну
и иногда отлично бывает намного опаснее, чем хорошо. И вот, скажем, некоторые
типы боевых кораблей. Там проходит такое количество опытно-конструкторских
работ, которые немыслимы в принципе для создания современной техники.
Современная техника – это всегда примерно 30% модернизации, не более того. Если у вас больше нового на новом корабле или на новом самолёте, то есть серьёзные риски того, что что-то войдёт в резонанс, что-то не будет доиспытано, что-то даст сбой и поэтому потянет дополнительное время на эти испытания.
И у нас есть некоторые виды боевых кораблей, где 100% нового. 100% нового! Конечно, если это получится, это будет большой подарок для флота. И Президент мне просто лично поручил заниматься рядом таких проектов, лично контролировать, в частности создание фрегата «Горшков». Он является головным фрегатом для нашего флота. После него пойдут серийные корабли, но на этом фрегате всё новое.
Это заставляет нас просто вырабатывать график, собирать всех производственников, каждый день смотреть эти графики, чтобы одни испытания не мешали другим испытаниям, чтобы в системе, в комплексе вникать. Главное в нашей работе – вникать в детали. И как бы ни казалось, что зампред Правительства вроде должен заниматься какими-то общими вопросами, ничего не получается, приходится вникать в работу даже не главного конструктора, а просто конструктора, собирать их всех, интересоваться всем этим. И тогда будет дело.
О.Терновой: Есть распространённое мнение, что нет проблем там, где ничего не происходит. Поэтому даже та цифра, та статистика, которую вы назвали, о выполнении гособоронзаказа на 96% – это всё-таки цифра сильная. И тот недостающий процент не должен повлиять, на мой взгляд, на обороноспособность страны.
По нашумевшим проектам. Вы говорите о том, что есть и проблемы, и успехи. Я тоже уверен, что есть. И 9 Мая этого года мы наблюдали всей страной за феерическим парадом, за теми новинками, которые были представлены. Очень много шума сделала «Армата». Мы знаем, что принято решение по возобновлению производства и модернизации Ту-160, перспективный авиационный комплекс фронтовой авиации проходит испытания, ледокольный флот также принято решение возобновлять. По каким-то ключевым, громким проектам оборонной промышленности, если можно, вкратце, что сегодня происходит?
Д.Рогозин:
Я
иногда сам в этой рутине отвлекаюсь от таких вещей. Действительно, у нас что ни
возьми, у нас всё планов громадьё, какие-то огромные события происходят, везде
какие-то технические революции проводим.
Взять Роскосмос, например. Кстати, проводили там телемост и очень плотно работаем сейчас. Буквально на днях Президент подписал указ об упразднении Федерального космического агентства. То есть теперь не будет этого чиновничьего аппарата, теперь всё переходит в государственную корпорацию, которая сама и будет делать новые корабли, новые проекты. Читаешь иногда прессу, удивляешься. Откуда всё это вылезает, не поймёшь, какие-то спекуляции. Прочёл, что вроде как Роскосмос отказался от лунных планов, от планов создания лунной станции.
О.Терновой: Есть такое средство массовой информации.
Д.Рогозин: Да, я просто хочу сказать, что это не соответствует действительности и слухи о смерти лунной программы несколько преувеличены.
Да, действительно, мы живём в мире, где происходят очень сложные события, где кризис экономический отражается очень пагубно на темпах развития экономики. Но посмотрите всё-таки, что такое оборонно-промышленный комплекс и ракетно-космическая промышленность, атомная промышленность? Это же элита элит, и мы не даём упасть производству. У нас даже в эти тяжелейшие годы рост производства порядка 10–15% ежегодно.
Мы с вами говорили о гособоронзаказе – 96%. Так это лучший показатель за годы, раньше хуже было – 92, 87, когда-то было 70%, когда-то вообще это никто не считал. Поэтому объёмы растут, и процент исполнения растёт. 100% никогда не бывает, такого не бывает, потому что обязательно что-то развивается, что-то меняется в мире, меняются приоритеты, ставятся новые задачи.
Скажем, могли ли мы предположить ещё несколько лет назад, что произойдёт кровавый Майдан, государственный переворот на Украине, эта трагедия на западных наших рубежах, война в Новороссии, потом произойдут такие события, которые приведут к крайней необходимости прямого участия наших Вооружённых сил в сирийских событиях по приглашению Правительства Сирии? Конечно, мы не могли этого предположить. Поэтому, соответственно, важно здесь не то, какие цифры, а важно то, что российская оборонная промышленность, российская космическая промышленность или атомная промышленность наша, в том числе ядерный и оружейный комплекс, умеют, могут оперативно реагировать на те задачи, которые ставит руководство страны, исходя из повестки международной, исходя из перечня наиболее приоритетных рисков и угроз нашей безопасности. Вот это важнее, чем всё это буквоедство и псевдостатистическая арифметика. Поэтому я считаю, что вот эта реакция у нас, безусловно, присутствует.
Если говорить о наиболее интересных проектах, о которых вы говорили... Вы сами их перечислили. «Армата» – я считаю, конечно, что это огромный скачок в нашем танкостроении, это такой вызов, который мы бросили нашим конкурентам, которые считали, что они давно уже Бога за бороду схватили, что их бронетехника намного лучше, защищённее за счёт активной, пассивной защиты. Оказалось, нет. Мы фактически создали танк-робот, который даже дистанционно может управляться, без экипажа в случае необходимости, и мы это показали на Красной площади. Сейчас мы завершаем эти испытания по «Армате» как универсальной платформе для самых разных типов боевой техники – и для тяжёлых БМП, инженерных машин и далее по тексту.
Если говорить про гражданские дела (такие большие, важные для нас), то это, конечно, Арктика наша. Мы сейчас себя осознали наконец-то как страну, которая владеет этими уникальными месторождениями (80% всего природного газа у нас – месторождения в арктической зоне). Огромная территория, запасы питьевой воды, свежего воздуха. Вообще это огромные перспективы. Вы сейчас видите, как все зашевелились, все хотят в Арктику. Поэтому мы, чтобы использовать наши уникальные возможности и для добычи углеводородов, и для использования транзитных перспектив России с точки зрения открытия Северного морского пути как круглогодичного всесезонного маршрута, наиболее быстрого для всех товаров, которые могут перемещаться из Азии в Европу, – китайские, индийские, не важно… Нам нужен свой атомный ледокольный флот, способный преодолевать любую ледовую нагрузку.
Я регулярно инспектирую работу, которую ведёт сегодня Балтийский завод судостроения в Санкт-Петербурге. Мы уже в полный рост работаем по первому головному ледоколу. Он должен быть спущен на воду в 2017 году. В 2019 и 2020 годах выйдут уже первый и второй серийные ледоколы, то есть всего три. Это на замену той старой советской технике, которая, конечно, уже изживает свой ресурс. Это уникальные огромные мощные ледоколы, но в перспективе у нас ледокол «Лидер», по которому уже начали работу, на 110 МВт, который будет преодолевать до 5 м толщи льда. Такого нет ни у кого, между прочим, ни у кого.
Заканчиваем работу по плавучему атомному реактору. Это плавучий энергоблок, который позволит нам транспортировать его в любую точку, скажем, нашей Арктики. В частности, сейчас мы по Чукотке работаем – город Певек, туда мы перебросим этот плавучий энергоблок, он будет на воде давать электроэнергию, питать весь город. Такая батарейка – уникальная история, которой заинтересовались все, от китайцев и заканчивая другими потенциальными покупателями этой инновационной технологии.
Когда нам говорят, что у России покупают только газ и нефть, это враньё. То, что мы делаем сейчас, с руками расхватывают, хотели бы расхватать все. Но мы уже начинаем думать, что продавать, что нет, чтобы не создать себе потом проблему на будущее, а то просто скопируют и спасибо даже не скажут, сами будут производить. Поэтому мы сейчас научились работать таким образом, что любой контракт у нас заключается вместе с офсетной сделкой, то есть если мы что-то передаём, то это с определёнными обременениями, только серийно, большой серией мы это продаём, заключая определённые межправительственные соглашения, которые обязывают покупателя соблюдать авторские права, интеллектуальную собственность России. В общем-то, это совсем другой уже уровень сотрудничества с другими государствами.
О.Терновой: Дмитрий Олегович, в продолжение темы Роскосмоса. Тоже всё актуально, всё свежо. Роскосмос отчитался о том, что в конце года сокращён бюджет, видимо, отсюда и пошли домыслы о сокращении лунной программы. Как это может повлиять на российскую космическую державу – на наш мирный, военный или коммерческий космос?
Д.Рогозин: Конечно, отдельные проекты мы сдвинем за 2025 год. Если говорить, допустим, про создание лунной научной станции, то, во-первых, никто не планировал туда лететь и садиться до 2025 года. Кто это взял, непонятно. Мы создаём сейчас определённые модули, определённые технические решения вырабатываются, которые позволят эту программу осуществить. Например, по сути дела, уже в новой космической программе начата работа (я вам говорю это как некую серьёзную новость) по сверхтяжёлой ракете. То есть если «Ангара» – это у нас, скажем, такой джип, который позволит вывозить в космос в лёгком виде 7 т, в тяжёлом виде – до 37 т в различной комплектации (когда модульная ракета, там просто расширяется, увеличивается по тяге своей), то нам для создания больших, крупных экспедиций нужен грузовик, самосвал. Таким самосвалом будет у нас сверхтяжёлая ракета. Мы к ней приступаем примерно так же, как в своё время Советский Союз подступал к этому проекту. Сначала была создана ракета «Зенит», и она была первой ступенью сверхтяжёлой ракеты «Энергия», а только потом уже были наращены модули и мы создали такую уникальную ракету.
Сейчас мы создаём её на совершенно новой технологической основе, и в новой федеральной космической программе уже заложено создание ракеты «Феникс», которая станет первой ступенью для создания сверхтяжёлой ракеты. То есть она сама по себе будет полезной, эта ракета. Это продолжение линейки той, которая делается маркой «Прогресс», это ракета «Союз», но в будущем это будет первая ступень для сверхтяжёлой ракеты. А это уже не 37, не 25 т, как «Протон», это уже за 100 т, а может, за 150 т. Поэтому мы подступаемся к этой очень важной амбициозной задаче. И Президент здесь очень упорно заставлял Роскосмос двигаться в этом направлении. Несмотря на экономию средств, всё-таки нашли возможность оптимизировать так программу, чтобы выйти на этот проект.
По лунной программе, конечно, сначала мы начнём с облёта, создания перспективного пилотируемого корабля. Скажем, с Восточного космодрома в 2023 году мы планируем запускать ракету «Ангара 5В» уже с новым пилотируемым кораблём, не тем, который сейчас летает у нас к МКС. То есть мы выходим на новые решения.
Самое главное, если нас спросят, какая в гражданском космосе главная задача, я скажу: это не Луна, не Марс, главная задача – это дешёвый космос. Конкуренты нам на пятки наступают: посмотрите, что делает миллиардер Маск со своими проектами – очень интересно, молодец. Мы с уважением относимся к этой работе, мы всё очень подробно изучаем, анализируем.
Здесь пусть ни у кого-то не складывается впечатление, что мы вообще ничего не видим, как лошади зашоренные, бежим куда-то вперёд. Мы ищем решения, которые позволят нам сделать запуски наших космических кораблей намного более дешёвыми, и эти решения будут, конечно, найдены. Мы должны удержать на этом рынке, на рынке пусковых услуг, своё лидерство, и мы, я надеюсь, его удержим.
И переходим к другой стадии – к стадии создания постоянно действующих современных орбитальных группировок связи, телевизионной в том числе связи, конфиденциальной мобильной связи, дистанционного зондирования Земли, навигации современной высокоточной, которая будет конкурентом GPS. Сейчас 2 м 60 см у нас точность, у них – 1 м 30 см. В принципе никто этого не замечает на самом деле, но тем не менее мы хотим выйти на 60 см к 2020 году. И новая математика, новые космические аппараты, которые уже тестируются, нам позволят это сделать.
Поэтому мы предложили «технологический фитнесс»: мы выводим предприятия из крупных мегаполисов, мы переводим их на Урал, в Сибирь, где можем собрать потенциал научный и промышленный, за те же самые деньги набрать более квалифицированную рабочую силу, там делаем самые современные заводы. Омский завод «Полёт», куда мы переводим серийное производство «Ангары», – это завод с иголочки, действительно красивое современное производство – на нём молодёжи будет очень интересно работать. Там уже сейчас очень высокий конкурс, чтобы попасть на это предприятие, а значит, там будет кого выбирать. Не так, как, к сожалению, в Москве: на маленькие зарплаты мы не можем серьёзных специалистов набрать. А там, в Омске, это будет очень цениться. В Омске, в Красноярске, в Иркутске – всё ближе туда, к космодрому Восточный, к нашей главной стартовой площадке.
Поэтому подсушиться технологически очень будет полезно для Роскосмоса: ужать разросшиеся чиновничьи амбиции, наоборот, сконцентрироваться на том, чтобы хорошие деньги платить высококлассному специалисту.
О.Терновой: Будем рассчитывать на то, что Россия будет оставаться всегда великой космической державой, будем следить за событиями, которые будут происходить вокруг российского космоса, и, конечно же, будем болеть и желать успехов в этом направлении.
Дмитрий Олегович, если можно, ещё вкратце о тех проектах, которые оборонная промышленность производит для гражданского общества, для мирного, так сказать, населения. Мы знаем о том, что строится новый самолёт МС21. Мы слышали о том, что новый российский авиадвигатель уже практически вот-вот на подходе, уже проходит испытания. Какие ещё можете назвать проекты, может быть, анонсировать какие-то НИОКР и какие-то, может быть, действительно прорывные технологии будущего?
Д.Рогозин: Понятно, что авиация, кораблестроение, микроэлектроника – всё, что связано с оборонкой, конечно, будет развиваться и в гражданской сфере. Это понятно.
Если говорить про авиацию, то действительно уже идут лётные испытания двигателя ПД-14. Президенту было доложено, он высоко оценил эту работу, даже на своей декабрьской пресс-конференции особо об этом говорил. Это действительно крайне важный момент. 29 лет мы не делали ничего подобного, 29 лет! Мой отец тогда ещё принимал участие в последних, по сути дела, испытаниях подобного рода авиационного двигателя, ещё в середине 80-х годов. С тех пор всё, тишина. А сейчас я видел просто лица этих инженеров, которые в ЛИИ имени Громова как раз наблюдали за ходом лётных испытаний, когда новый двигатель был подвешен под Ил-76. У него три своих штатных двигателя, четвёртый – вот этот испытуемый. И эти люди, в общем-то, немолодые, как юноши там просто себя чувствовали.
О.Терновой: Глаза горели?
Д.Рогозин: Ну конечно, для них это возвращение, это их самореализация, понимаете. Мы нашим инженерам сейчас возвращаем это чувство гордости и принадлежности к великой стране. Это крайне важно. Действительно этим двигателем мы закроем значительную линейку самолётов средне-, даже дальнемагистральных.
Сейчас появились перспективы ремоторизации Ил-96 за счёт этого нового двигателя, а значит, мы получим дальнемагистральный самолёт ещё до создания более современной версии. Сейчас мы заканчиваем работы по самолёту МС-21. Буквально вчера мне докладывали о том, что сейчас там идут работы. Фюзеляж уже первого самолёта лётного готов, идёт окончательная работа по так называемому чёрному крылу, то есть композитное крыло, за счёт чего он будет легче своих конкурентов, а значит, грузоподъёмность у него будет, энерговооружённость совсем другая. Мы планируем этот самолёт поднять уже осенью следующего года, начать уже его испытания, а значит, выйти на серийное производство к 2017 году и тем самым вытеснять импортную иностранную авиационную технику.
Начаты работы по гражданскому самолёту Ил-114. Мы это производство развернём в Нижнем Новгороде на заводе «Сокол». Есть уже под него двигатели, есть своя авионика, есть бортовое оборудование всё необходимое. То есть мы этот самолёт сделаем, я думаю, в 2018-м, 2019 году уже в серию он пойдёт у нас. Мы заменим тем самым весь парк уходящих антоновских самолётов Ан-24, Ан-26.
Сейчас же не на чем летать внутри страны у нас: из Самары в Саратов, из Саратова в Нижний, из Хабаровска в Благовещенск не на чем летать. Сейчас мы получим такой самолёт на 64 пассажиро-места, и эта вся работа уже развёрнута. Людей не хватает, конструкторов. Но даже с тем потенциалом, который есть, генеральные конструкторы обещают с этой работой справиться. Я с ними лично работаю, с каждым из них.
Если говорить про другое направление, например, скажем, здравоохранение. Оборонка очень много делает для здравоохранения, начиная от (я не знаю этот медицинский термин) люльки для младенцев (мы делаем, уже практически во всех госпиталях заменили), для вынашивания детей, рождённых до положенного срока. Уже вся российская медицина получает такого рода оборудование именно от оборонно-промышленного комплекса страны, между прочим. Оборудование пошло новое. Я буквально сегодня подписал поручение, сам его написал. Поручение связано с тем, чтобы во всех госпиталях и машинах скорой помощи заменить ложементы, сделать единый стандартный ложемент, на который кладут тяжелобольного, неходячего, лежачего больного либо тяжелораненого человека.
Сегодня настолько разная номенклатура этой медицинской техники, всяких тележек для перевозки тяжелобольных, что приходится девочкам, сёстрам под простынями перекладывать тяжелораненого бойца или, скажем, человека с тяжёлыми переломами с одних носилок на другие. Что это такое? XXI век, мы что, сделать не можем, что ли?
Поэтому предприятие Роскосмоса сделает из композитных материалов единый ложемент, на котором больной будет лежать. Его просто закрепляют специальными устройствами на разные совершенно каталки, тележки – и для магнитно-резонансного томографа, и для компьютерного томографа, и для рентгена, и для операционной. Мы это сделаем, и я думаю, что огромное количество людей потом скажут спасибо оборонной промышленности, Роскосмосу за работу наших инженеров-конструкторов.
Мы живём же, у нас есть семьи. Мы сыновья наших матерей и отцов, мы мужья наших жён, соответственно, отцы, деды и прочее, поэтому мы не можем жить отдельно от нашей большой великой страны. Мы хотим пользу ей приносить, не только укрепляя армию и флот, но укрепляя просто нормальную, комфортную жизнь всех наших граждан.
О.Терновой: Дмитрий Олегович, Иран отказался подписывать контракт на поставку наших комплексов С-300, но вроде бы сейчас уже иск отозвали, и в средствах массовой информации со ссылкой на Министра промышленности, на вас и на других ключевых представителей российского Правительства уже идёт информация о том, что вопрос урегулирован и контракт будет выполнен. По крайней мере с нашей стороны точно.
Д.Рогозин: Этот контракт о поставке системы С-300 (нашей легендарной системы, которую тоже все хотят получить, системы противовоздушной обороны) открывает целую дорогу для сотрудничества, и не только в военно-технической, но и в гражданской сфере, с Исламской Республикой Иран.
Я до приезда Президента нашего в Тегеран там тоже был двумя-тремя днями раньше, встречался со всеми коллегами, потом вместе с Президентом приехал. Постоянно в контакте с моими коллегами. В это воскресенье по телефону, то есть у нас постоянно на живой нитке эти отношения. Я могу сказать, что они у нас… Тяжело сравнить с каким бы то ни было периодом, по крайней мере мне известным, в нашем прошлом, чтобы у нас были такие отношения – доверительные, полные понимания того, что происходит в Сирии, в целом в мире. Конечно, для нас Иран – это огромный сосед, сложный сосед, с которым была сложная история отношений, а сейчас очень хорошая, правильная история.
Поэтому этот контракт исполняется, оплачивается, и поставка осуществляется. Соответственно, за этим контрактом пойдут другие контракты. Мы рассчитываем войти на авиационный рынок Ирана с нашими самолётами «Сухой Суперджет». Мы планируем Ирану поставлять то, что разрешено санкциями, что необходимо и давно не поставлялось Ирану. То есть этот контракт, как дверь, которая теперь открыта и которая позволяет это сотрудничество сделать таким серьёзным. С Ирана будут сняты санкции, он выходит на рынок со своей продукцией. В общем, хочу сказать, на этом рынке мы сейчас первые.
О.Терновой: Камень преткновения, предмет спора, как вы его можете назвать, – это технический момент или же больше понятийный?
Д.Рогозин: В своё время мы отказались поставлять эту систему С-300. Соответственно, Иран сильно взволновался и через парламент, через меджлис даже провёл решение о подаче на нас в суд с большим серьёзным иском. В итоге иск как бы не очень двигался, но и поставки не осуществлялись. Сейчас мы за счёт длительных, сложных, тонких (Восток – дело тонкое) переговоров добились разрешения этого спора.
Я вообще хочу сказать, что уходящий год, 2015 год, для нас оказался важным с точки зрения разрешения многих юридически сложных споров. С Францией мы решили вопрос по «Мистралям», причём с большой пользой для себя.
О.Терновой: Россия отстояла свои интересы?
Д.Рогозин: Да, отстояла. Могу сказать, что, если исчислять в рублях сумму, которую мы заплатили, и сумму, которую потом обратно получили, эти суммы разняться в три раза, между прочим. Для нашего бюджета это существенно. Мы сохранили добрые отношения с Францией, войдя в положение, в котором они оказались как союзники по НАТО, где им выкручивают разные конечности. Что же делать? Такого рода политические переговоры были проведены. Меня Президент уполномочил на эти переговоры, в том числе вот в этом кабинете. С моим французским собеседником один на один эти вопросы сложные решал, и решили в итоге, потому что была политическая воля двух президентов, и она, конечно, переговорщиками была полностью реализована.
Поэтому, ещё раз говорю, мы в этом году добились многих разрешений сложных пучков проблем, которые стягивали наши отношения с такими странами, как Франция, Иран и некоторые другие.
О.Терновой: Наши старые друзья и партнёры – это страны Латинской Америки, Индия, Китай и ряд других геополитических направлений. Как можете охарактеризовать сегодня их, если хотите, поведение на фоне всеобщей западной демонизации Российской Федерации?
Д.Рогозин: Мне поручено возглавлять российские части межправительственных комиссий с некоторыми крупными большими странами, с Индией например. Недавно был визит премьера господина Моди, и по нашей части он увенчался подписанием межправительственного соглашения по поставкам и созданию в Индии производства многоцелевого вертолёта «Камов 226-Т». Это огромный успех. Это 200 вертолётов, потом ещё 200. Представляете, какие это большие суммы? Это уникальный наш вертолёт, который позволяет работать в горной местности. И я считаю, это серьёзнейший контракт, великолепное завершение этого года. Вот как раз мы несколько лет вели сложные переговоры по заключению такого рода соглашения.
Китай, несмотря на то что он на своём юбилее победы в начале сентября показал свою военную мощь, тем не менее вышел на подписание с нами контракта на поставки самолёта Су-35С. Они прекрасно понимают, что есть некоторые вещи, которые они не могут пока сделать и которые Россия делает лучше. Покупка этих истребителей – это большой тоже, многомиллионный, многомиллиардный контракт, который нам принесёт живые деньги, и эти деньги мы вложим в дальнейшее наше развитие.
Если говорить про другие страны, то очень бурно развиваются отношения с Кубой. Помните, ещё год назад визг стоял: «Ах, Куба восстанавливает отношения с Америкой! Всё пропало!». Я тогда ещё говорил: «Слушайте, кубинцев надо знать!». Я там провёл полгода своей юности, говорю на языке и знаю кубинцев очень хорошо – вместе с ними рос, трудился и работал. Могу сказать, что это не те парни, которым жвачку покажи, и они побегут сдаваться. Это полное незнание предмета теми, кто спекулировал такими вещами. А мы сейчас с Кубой развиваем авиационный проект, выделили им кредит на создание своей собственной электроэнергетики, у нас доверительные отношения в военно-технической сфере. Я считаю, что Куба – это серьёзный партнёр, он будет подниматься, прагматичный теперь уже партнёр.
С Венесуэлой большие контракты у нас, несмотря на те проблемы, которые страна испытывает как большой экспортёр нефти.
Хочу сказать, что для нас самой главной задачей было не провалиться в этом году, когда на нас обрушились эти санкции искусственные, совершенно наглые, беззаконные ограничения наших возможностей покупать себе то, что нам необходимо для развития, и продавать то, что мы имеем, как хорошие товары. Несмотря на эти санкции, мы выдержали высокий уровень военно-технического сотрудничества и принесли своему бюджету большие деньги.
О.Терновой: Дмитрий Олегович, мы будем всей страной наблюдать дальше за развитием событий, тем более понимая ваше непростое положение сегодня. В быстро меняющейся международной геополитической обстановке нашему Правительству действительно приходится принимать крайне быстрые и ответственные решения.
Я желаю вам успехов. Спасибо за это довольно подробное и обстоятельное интервью.
Д.Рогозин: А я, если позволите, просто хотел бы обратиться ко всем нашим с вами соотечественникам с пожеланиями по случаю Нового года и для православных христиан – Рождества Христова, чтобы всё в новом году сложилось лучше, чем было в этом году. Больше оптимизма, больше веры, больше взаимной поддержки! Мы великая страна и идём правильным путём. Спасибо.
