Из стенограммы:
Интервью Антона Силуанова телеканалу «Россия 24»
Н.Корженевский: Антон Германович, здравствуйте!
А.Силуанов: Добрый день!
Н.Корженевский: Благодарю Вас, что выделили время для этого интервью.
А.Силуанов: Всегда к Вашим услугам.
Н.Корженевский: Первый вопрос будет касаться итогов года.
2019-й – каковы ключевые экономические достижения России в этом году, на Ваш взгляд?
А.Силуанов: 2019 год – это первый год, когда мы приступили к реализации национальных проектов. Для нас это новые задачи, новые инструменты. От них мы ждали и получаем новые эффекты. Но если брать в целом, то работа Правительства строится на достижении конечных целей и результатов. Что это? Это, конечно, жизнь наших людей, доходы граждан.
Что удалось сделать? Переломить тенденцию, которая складывалась в последние годы. Реальные располагаемые доходы не росли, были всегда в минусе. Кстати говоря, и I квартал тоже если посмотреть, то это была отрицательная величина. II квартал, III квартал – пошёл рост (причём III квартал – это уже хорошие темпы роста) реальных располагаемых доходов, то есть всех доходов, очищенных от инфляции. И мы видим, что реальные доходы выросли более чем на 3% в III квартале. А в целом с начала года – плюс 0,8.
Это самое главное – перелом той тенденции, которую мы наблюдали в последние годы.
За счёт чего это произошло? За счёт роста заработных плат, за счёт роста пенсий и пособий, которые росли гораздо выше инфляции, и за счёт снижения темпов инфляции.
Я считаю, что это важнейший конечный показатель работы Правительства. Можно говорить об экономике, о динамике экономического развития. Но все эти показатели мы мониторим и достигаем для того, чтобы наши люди жили лучше.
Н.Корженевский: Обязательно ещё вернёмся к вопросу доходов.
Вы упомянули национальные проекты и первый год, когда началась их реализация. Если можно, несколько слов о пессимистичной части итогов. Очень много говорилось о том, что недоисполняется бюджет, недоисполняется роспись как раз в части национальных проектов.
Я так понимаю, что по итогам года запланированное исполнение бюджета будет ниже 100%. Каков сейчас план? И что планируете делать, чтобы в 2020 году всё-таки расходование бюджетных средств было полным, так как экономика и доходы ощущают на себе недополучение этих средств?
А.Силуанов: Национальные проекты – вообще новый инструмент. Абсолютно связаны между собой цели, которые поставлены, ресурсы, которые выделяются на это, мониторинг хода реализации и ответственные. Такого инструмента у нас раньше не было. И безусловно, настройка этого инструмента потребовала определённого времени.
Вы хотите сказать: что вы делали в 2018 году? На самом деле это новация, которая потребовала от нас ещё и часть текущего года потратить на запуск национальных проектов.
Действительно, в I квартале мы отставали и с финансированием, и с принятием нормативных актов для того, чтобы запустить национальные проекты. Это сказывалось на динамике экономического развития, это сказывалось в целом на ходе выполнения тех задач, которые мы начали реализовывать в текущем году.
Хочу сказать, что сейчас ситуация выправилась. Вы говорили о том, как выполняются проекты. Они выполняются примерно так же, как и общие бюджетные расходы. Около 80% сейчас, на начало декабря, профинансировано. Все расходы – примерно 83–85%. К концу года – да, будет небольшое недоисполнение.
Если по деньгам, то из 1,7 трлн ресурсов, которые выделяются на нацпроекты, по нашим оценкам, по оценкам министерств и ведомств, около 100 млрд может быть не выполнено, и эти деньги перейдут на следующий год. Мы всё равно добьёмся решения тех задач, которые должны были решить деньгами текущего года. Поэтому считаю, что в целом запуск состоялся, в целом мы видели проблемные вопросы, которые мешали нам этому. Что мешало? Большая, значительная часть задач нацпроектов реализуется через регионы. Когда регионам доводим финансовую помощь, иногда бывает полугодие пройдёт. И, к сожалению, такое отношение к этим деньгам было и в начале года. Увидели, приняли жёсткие решения, Председатель Правительства дал указание о том, чтобы мы все трансферты субъектам Российской Федерации на 2020-й и последующие годы распределили уже в текущем году, с тем чтобы с января можно было начинать реализацию нацпроектов в субъектах Российской Федерации.
В этом году тоже видели, что мешает очень длительная закупочная процедура, 44-й закон. Поправили, ускорили, видим, что ещё нужно делать. То есть первый шаг уже сделан был по упрощению и ускорению процедур закупок. Это и стройки, в первую очередь стройки, конечно, это и закупки для нужд реализации национальных проектов. Видели и здесь реализовываем.
Видим, что очень сложные процедуры реализации Федеральной адресной инвестиционной программы. Постоянные необходимые требования экспертиз, оценки эффективности и так далее, и тому подобное. Принято решение упростить это. То есть во всяком случае такой проектный подход позволил нам выявить те места, которые мешают нам реализовывать не только национальные проекты, но и все остальные наши задачи, которые изложены в государственных программах.
Поэтому очень правильно, что мы начали по-новому выстраивать наши бизнес-процессы. Это вообще элемент системы госуправления. Мы её начинаем совершенствовать, и национальные проекты запустили, по сути дела, процедуру совершенствования системы госуправления, которая годами у нас выстраивалась, и мы видим, что она уже, конечно, устарела. Поэтому нацпроекты позволяют нам по-другому совершенно посмотреть на наше целеполагание и инструменты, которыми мы целеполагания добиваемся.
Н.Корженевский: Насколько я помню, вообще национальные проекты задумывались как бюджетные инструменты, приходили на смену федеральным целевым программам, другим инструментам менее синхронизированным, менее стройным таким использования бюджетных средств. Вы сейчас в ответе упомянули цифру 100 млрд рублей, которые могут перекочевать на следующий год в качестве расходов. Недавно у Вас была дискуссия с Алексеем Кудриным, если я не ошибаюсь, на одном из форумов, и там звучали более высокие цифры. Удалось как-то наверстать эту часть расходов?
А.Силуанов: То, что говорил Алексей Леонидович Кудрин, он говорил в целом о переходящих остатках, которые перейдут на следующий год. Триллион рублей – цифра такая была. Мы оцениваем примерно в таком же объёме эти остатки. В прошлом году действительно это было около 700–800 млрд рублей. Но задача состоит в чём? В том чтобы не любой ценой эти деньги потратить. Всё-таки деньги должны давать результат. Поэтому в последнее время требования к денежным тратам, бюджетным тратам серьёзно ужесточились.
Что было раньше? В бюджете деньги есть – выпулил предприятиям, учреждениям, они там болтаются на счетах коммерческих банков, никто особенно не несёт ответственности за эффект, который мы должны получить от них. Сейчас строго всё стало – казначейство смотрит. Просто так деньги не пойдут в экономику, если нет готовности: не подготовлена проектно-сметная документация, не готов объект к финансированию, нет соответствующего государственного задания согласованного или, как мы с Вами говорили, регионы не заключили соглашение и не готовы получить эти деньги.
Поэтому, конечно, когда мы в этом году начали реализовывать национальные проекты, это значительный плюс к объёмам расходов бюджета по сравнению с предыдущим годом. Примерно на триллион рублей у нас увеличился объём расхода бюджета, и, конечно, получилось так, что мы ещё не переварили вот эту большую массу дополнительных ресурсов. Кстати говоря, каждый последующий год, мы уже говорили, плюс триллион рублей к объёмам бюджета предыдущего года.
Поэтому надо научиться эффективно тратить эти деньги. Не любой ценой, с одной стороны, но, с другой стороны, чтобы такие ресурсы не оставались и не переходили на следующий год как неисполненные бюджетные ассигнования. Поэтому вот, о чём мы говорили: повышение эффективности госуправления, облегчение, с одной стороны, процедур получения денег, но, с другой стороны, более жёсткий контроль за эффектом этих денег. Это даст результат. Я уверен, что в следующем году мы сможем эту тенденцию переломить – по переходу значительных остатков средств.
Н.Корженевский: Понятно. Соответственно, упомянутые 100 млрд – это остаток в части национальных проектов, а бóльшая сумма – это уже если мы говорим обо всём бюджете.
А.Силуанов: Что это за триллион? Деньги предусмотрены на заключённые контракты. Что с ними делать? Они не использованы. Потому что подрядчик не смог сделать работу. Можно было бы, как раньше, отдать это подрядчику и потом бегать за этим подрядчиком, искать, где деньги – ушли они на те цели, не на те цели… Сейчас они стоят в бюджете, они будут потрачены в следующем году. Но будут потрачены ровно на то, на что и предусмотрены. В основном это именно такие переходящие ресурсы.
Н.Корженевский: Ещё одна важнейшая тема 2019 года – ФНБ. В фонде накоплен достаточный объём средств, для того чтобы обсуждать расходы, использование средств ФНБ. Дискуссия была достаточно длительной, споров было много.
Первый вопрос. Зачем вообще начинать использование средств ФНБ, когда по итогам 10 месяцев профицит федерального бюджета составил порядка 3 трлн рублей, консолидированного бюджета с субъектами – больше 4 трлн рублей. Денег и так достаточно много. Почему нужно задумываться об использовании средств ФНБ?
А.Силуанов: Нас всё время ругали раньше, говорили: когда же вы начнёте тратить средства Фонда национального благосостояния? У нас профицит будет примерно 1,7%. Может быть, чуть больше – в зависимости от этих остатков. Этот профицит формируется за счёт нефтегазовых доходов: хорошая конъюнктура на мировых рынках цен на нефть. Они дают нам больше нефтегазовых доходов – соответственно, профицит. И мы формируем этими же деньгами Фонд национального благосостояния.
Мы в последние годы занимались только тем, что создавали себе тот необходимый запас прочности всей бюджетной конструкции, который позволяет при цене 25–30 долларов за баррель на мировом рынке спокойно профинансировать наши обязательства в течение трёх лет. Запас нам нужен. Страна ещё зависит от внешней конъюнктуры. Плюс санкции – мы тоже должны иметь резерв на случай различных решений. Мы должны быть застрахованы от этого. Странно было бы, если бы мы этого не делали.
И сейчас, начиная со следующего года, мы наконец-то достигли той планки, сверх которой, как мы договорились, будем направлять ресурсы в экономику, – 7% от валового внутреннего продукта.
В следующем году мы сможем часть Фонда национального благосостояния – а это не все деньги свыше 7% – мы будем постепенно их инвестировать, с тем чтобы, с одной стороны, не повлиять на денежно-кредитную политику, не укрепить сильно рубль. Чтобы в случае изменения внешней ситуации рубль не имел волатильный характер. С другой стороны, нам нужны эти деньги для того, чтобы стимулировать экономику и на каждый рубль привлекать 4–5 рублей. Мы так договорились: 20% – Фонд национального благосостояния, 80% – в проект вкладывается инвестор. То есть эти деньги должны повлечь за собой и деньги инвесторов, что нужно как раз для экономики. Поэтому бюджет переходит к фазе стимулирующего характера.
Во-первых, растёт сам объём бюджета. Во-вторых, мы ещё средства Фонда национального благосостояния как часть бюджетной системы будем направлять в инвестиции, на стимулирование экономического развития. Поэтому бюджет сейчас становится активным инструментом стимулирования экономической деятельности. Вот это важно.
И здесь, конечно, нам очень кстати использование средств нашего резерва. Мы долго этого ждали. Наконец-то мы можем его задействовать для экономического развития.
Н.Корженевский: Есть такая точка зрения, что все последние годы, помимо того, что мы накапливали эти резервы, мы ещё параллельно создавали принципиально новую макрофинансовую инфраструктуру. Бюджетное правило, которое наконец-то работает, в окончательной формулировке – по крайней мере нет никаких посягательств его изменять. Инфляционное таргетирование – это изменение политики Центрального банка с параллельным переходом к плавающему рублю. И конечно, вся эта конструкция требует резервов как гаранта возможности функционировать.
Что если цены на нефть упадут ниже порога отсечения? Тогда нужны эти резервы, для того чтобы исполнять то же правило.
Не боитесь ли Вы, не опасаетесь ли Вы, что использование средств ФНБ может, скажем, нарушить веру инвесторов в эту конструкцию?
А.Силуанов: Дело в том, что порядок инвестирования средств в ФНБ определён законодательно. Инвесторы прекрасно знают, как и в каком случае мы сможем использовать средства нашего резерва. Теперь осталось определить Правительством Российской Федерации принципы, критерии и потом в конечном счёте конечное направление использования средств Фонда национального благосостояния. Поэтому инвестор прекрасно понимает, что у нас создан запас прочности, бюджетная и финансовая конструкция защищена и те инвестиции, которые мы будем делать из этого фонда, абсолютно будут скоординированы с денежной кредитной политикой Центрального банка. Это никак не повлияет на устойчивость той конструкции, которой мы там долго добивались.
Н.Корженевский: Ещё один важнейший итог года – это закон о защите и поощрении капиталовложений. Некоторые эксперты называют его крупнейшим изменением общих экономических правил за десятилетие. На каком этапе сейчас находится дискуссия? Потому что оставались спорные моменты. Законопроект принят в первом чтении. Да, там были вопросы по концессиям, ГЧП и так далее. И на какой эффект в принципе рассчитывает Правительство с точки зрения макроэкономики?
А.Силуанов: Этот законопроект очень долго ждали инвесторы. Во всяком случае года два, а то и больше, говорили нам: дайте нам гарантии для работы, чтобы условия для инвестпроектов не менялись. Особенно крупные инвесторы вкладывают большие ресурсы, и, конечно, они должны быть застрахованы от рисков изменения налогового законодательства, изменений технического регулирования, да и вообще условий, в которых они работают. Этот законопроект как раз отвечает на эти все вопросы. Так называемая стабилизационная оговорка, которая говорит о том, что если ты вкладываешь деньги в проект, заключаешь соглашения, несмотря на возможные изменения каких-то условий, те обязательства государства, которые определены соглашением, сохраняются. Так же как и обязательство инвестора вложить соответствующие деньги в проект. Это важная такая договорённость между инвестором и государством. Второе – это общее решение, общая стабилизация так называемая. Теперь мы говорим о том, что когда мы будем принимать решения, касающиеся бизнеса, будь то по отдельным видам налогов тоже касательно регуляторики, которая может затронуть бизнес, то эти меры будут вступать с отсрочкой. Сейчас предусмотрена отсрочка три года. Много это или мало – здесь много дискуссий тоже сейчас ведётся, и ко второму чтению я думаю, что мы можем сейчас ещё пообсуждать этот вопрос. И третье, что важно, – это тоже инвесторы просили: дайте нам, пожалуйста, возможность, дайте нам ресурс – от наших налогов, которые мы будем получать от новых этих инвестпроектов, направлять их на те траты на инфраструктуру, которые были сделаны для проектов.
Важнейшие темы. Все они погружены в тот законопроект, о котором мы сейчас говорим. Вы сказали: концессия и ГЧП. Что выясняется? Там тоже действует так называемая стабилизационная оговорка, которая говорит о том, что мы тебе даём гарантии трафика, мы тебе даём гарантии неизменности условий, но мы говорим о том, что этот закон о защите и поощрении капиталовложения должен быть как своего рода инвестиционный кодекс и создать основы для инвестиционной деятельности. И мы говорим: слушайте, ну сейчас, если у нас действуют концессии, обязательства по которым государства нигде не учтены. Обязательства по ГЧП и по концессиям все разные. Не структурированы. Каждое ведомство как хотело, так и заключало эти соглашения с инвесторами. Мы говорим: ну подождите, но надо всё это упорядочить. Надо вести реестр этих обязательств, надо чтобы мы понимали, по каким положениям мы даём (государство) гарантию концессионеру, и так далее. Поэтому этот закон направлен на то, чтобы, с одной стороны, дать стабильность, гарантии новым инвесторам, а с другой стороны, мы хотим упорядочить те обязательства, которые у нас есть. И вот здесь у нас есть споры, где-то недопонимание. Все говорят, что мы хотим поменять правила игры. Нет, мы не хотим менять правила игры. Мы говорим о том, что старые концессии ГЧП, которые заключены, как были, так и останутся. Но по новым давайте всё-таки принимать общие правила, единые правила игры, чтобы государство понимало, на что даёт, какие гарантии, и учитывало это всё и инвестор тоже имел структурированные условия от государства.
Поэтому, конечно, законопроект сложный. Очень много всяких течений вокруг него было. Но основная цель и идея абсолютно правильные.
Многие говорят: затянули с его решением. Согласен, затянули. Но мы договорились, и у бизнеса я спросил: давайте мы его действие распространим на период с начала реализации положений Указа Президента от 2018 года. Мы готовы на это идти. Мы готовы даже задним числом распространить действие этого закона, потому что мы не хотим сдерживать инвестиционные планы, которые есть сегодня у регионов. Они говорят: мы год назад начали вкладываться в новый проект, мы тоже хотим стабильности этих условий. Мы говорим: хорошо, с мая 2018 года готовы распространить задним числом действие этого законопроекта. Надеемся, что в весеннюю сессию парламент сможет принять его.
Мы сейчас ведём очень предметную работу, очень скрупулёзную работу с парламентариями, инвесторами, экспертами. Надеюсь, что мы дошлифуем этот очень важный документ.
Н.Корженевский: Антон Германович, а Вы говорите: беседовали с бизнесом. Может быть, есть какое-то понимание, какие отрасли наиболее заинтересованы в этом законопроекте? Какое-то понимание объёма средств, которые готов инвестировать частный сектор при вступлении в силу этого закона?
А.Силуанов: Практически все секторы бизнеса могли бы участвовать в этом законопроекте, за исключением нефтянки, подакцизной продукции. Те чисто сырьевые отрасли, которые, на наш взгляд, имеют либо уже достаточно преференций, либо хорошую доходность. Даже предусмотрена бюджетная сфера: те, кто хочет вкладывать деньги в социалку, также может участвовать в этом законопроекте.
Поэтому очень большой круг потенциальных получателей преимуществ от реализации этого закона.
Н.Корженевский: А можно как-то оценить в деньгах инвестиционный эффект? Или пока рано об этом говорить?
А.Силуанов: У нас есть комиссия с бизнесом, на которой мы рассматриваем соответствующие предложения. По нынешним оценкам, уже порядка 7 трлн рублей частные инвесторы готовы будут вложить в новые проекты. Но ждут законопроекта.
Н.Корженевский: Просто на ум приходит: есть задача – довести долю инвестиций в ВВП до четверти. Как раз это начинание могло бы очень этому помочь.
Вы также упомянули в одном из ответов санкции. На днях было неожиданное событие, когда на Капитолийском холме профильный комитет одобрил очередной вариант формулировки санкций в отношении России. Это пока некий рабочий документ. Но очень давно в информационном поле не было слова «санкции». Вообще, это, наверное, один из главных итогов 2019 года: мы практически все забыли этот термин. Если посмотреть на рынке, кредитный риск России оценивается лучше, чем когда-либо. Он самый низкий за всю историю. До санкций даже не было таких уровней, как сегодня.
Эта история с санкциями – мы её вспомним в 2020 году? Минфин ведёт какие-то дискуссии на эту тему?
А.Силуанов: Ответ очень простой. Почему в текущем году мы меньше вспоминали о санкциях, да и там, как Вы говорите, на Капитолийском холме, уже пыл поутих?
Потому что видят, что мы уже адаптировались к санкциям и приняли, наоборот, проактивную политику. У нас сбалансированный бюджет, даже с небольшим профицитом на предстоящую трёхлетку. Сейчас были введены санкции на долларовый долг, но ничего страшного – будем искать заимствования, в первую очередь, конечно, на внутреннем рынке. А если примем решение выходить на внешние рынки, будем искать возможности привлечения в других валютах. И уверен, что это будет не хуже, а может быть, даже и лучше, чем то, как мы заимствовали ранее, исключительно в долларовом эквиваленте.
Поэтому нам нужно создать для себя внутренние условия, которые бы в минимальной степени могли быть изменены внешними воздействиями, санкциями. Мы уже говорили о том, что вот цены на нефть и газ – мы создали бюджетное правило, санкции – тоже сбалансированный бюджет нам позволяет минимизировать риски этих санкций. Если санкции на предприятия, на финансовые учреждения, у нас есть план действий, поддержки таких предприятий, есть ресурсы для поддержки таких предприятий. К сожалению, жизнь такая, мы живём в период таких ограничений. Конечно, всё это исключительно защита своих собственных интересов, своих предприятий, своих производителей. Санкции – это такой лишь повод, для того чтобы ограничить своего конкурента.
Поэтому задача состоит в том, чтобы минимизировать возможные потери. Мы считаем, что у нас такая конструкция создана. Если бы она не была создана, я уверен, что там давили бы и били как раз в болевые точки. А поскольку у нас всё-таки устойчивый бюджет, у нас созданы запасы золотовалютных резервов, у нас правильная макрополитика, поэтому и влияние санкций не столь значимо, как кому-то бы хотелось.
Н.Корженевский: Антон Германович, завершающий вопрос. Я позволю вернуться косвенно к теме доходов населения, но косвенно, из такой, может быть, неприятной, менее приятной позиции. Мы говорим о профицитном бюджете – он, бесспорно, лучший за несколько лет. Мы говорим о резервах, которых достигли, если мы смотрим на ФНБ – 7% ВВП и так далее. А параллельно всё-таки есть обсуждения, например, о повышении утилизационного сбора, есть различные истории с покупками в зарубежных интернет-магазинах, так далее и так далее. Вот эти не налоговые, но квазиналоговые сборы, которые всё-таки ложатся на плечи потребителя, насколько они в нынешней макроэкономической и бюджетной, в частности, ситуации Вам представляются уместными?
А.Силуанов: Вы знаете, профицитный бюджет существует при благоприятной внешней конъюнктуре. Как только ситуация изменится, у нас будет дефицит бюджета. А если цены на нефть упадут, потому что мы не знаем, как будет развиваться ситуация в следующем году... Через полугодие следующего года мы должны будем договориться с членами ОПЕК, как дальше будем действовать. Поэтому это сегодняшняя ситуация. Завтра может быть всё другое, а обязательства нам нужно выполнять в любом случае.
Вы говорите, утильсбор и интернет-торговля. Интернет-торговля – мы здесь должны навести порядок, поставить в равные, конкурентные условия торговлю, которую мы обычно видим в магазинах, и интернет-торговлю, беспошлинную практически, потому что 99% этой интернет-торговли не подпадает под НДС и не подпадает под уплату пошлин. Неконкурентная среда создаётся, поэтому мы говорим о том, что это элемент конкуренции.
Утильсбор. Здесь тоже элемент такой, что мы должны иметь ресурсы, в том числе и по поддержке наших отечественных производителей. Часть средств, которые у нас поступают в бюджет, используются на поддержку промышленности и так далее, поэтому это тоже своего рода источник.
Что я хочу сказать? Нельзя смотреть на сегодняшнюю ситуацию с профицитностью бюджета. Профицит бюджета сегодня есть, завтра может и не быть. Но профицитность бюджета дала нам возможность накопить ресурсы Фонда национального благосостояния, которые направляются в экономику. Вот и весь ответ. То есть здесь не надо смотреть сиюминутно. Надо смотреть как в историческом плане, так и немножко на перспективу. В этом плане мы, конечно, должны быть застрахованы от различных внешних факторов. У нас всё должно быть прогнозируемо как для наших предпринимателей, так и для наших социальных обязательств.
Н.Корженевский: Антон Германович, спасибо Вам большое. Будем надеяться, что всё действительно будет так или не хуже, чем есть в прогнозах Минфина. И с наступающим Вас Новым годом.
А.Силуанов: Спасибо, с Новым годом.
