Из стенограммы:
Вопрос: Газета «Известия». Дмитрий Анатольевич, в конце ноября стартует Совет глав правительств стран ШОС. За последнее время организация выросла территориально, и в этом году будет проходить совещание в формате «восьмёрки». На Ваш взгляд, какие есть перспективы развития сотрудничества между ШОС и АСЕАН?
Д.Медведев: Если говорить о текущем состоянии дел в Шанхайской организации, то действительно организация развивается, там появились новые участники, а именно Индия и Пакистан. В результате, можно сказать, в состав организации сейчас входят страны, которые составляют 44% населения всей нашей планеты и которые создают приблизительно четверть валового мирового продукта. Иными словами, это страны, которые создают в масштабах всей нашей планеты четверть экономического роста. Понятно, что это пока организация, которая не является в чистом виде интеграционным объединением, это не общий рынок, это не экономический союз, тем не менее это структура, которая координирует политику крупных, очень важных государств. В этой структуре, в этой организации участвует наша страна.
Прежде всего это вопросы, связанные с обеспечением безопасности, вопросы поддержания мира, урегулирования конфликтов. И вопросы экономического развития – именно поэтому мы обсуждаем в таких форматах, как саммит глав правительств государств – участников Шанхайской организации сотрудничества, вопросы экономического развития. Такое мероприятие в составе глав правительств стран ШОС состоится в конце ноября – начале декабря в Сочи. Я с нашими партнёрами, которые были здесь, в Маниле, обсуждал некоторые моменты, связанные с организацией этого мероприятия. В частности, со своим китайским коллегой.
Но очевидно, что в формате взаимодействия с АСЕАН тоже существуют проблемы или темы, которые можно назвать перекрещивающимися и которые можно рассматривать с использованием инструментов, существующих как в Шанхайской организации сотрудничества, так и у государств АСЕАН. Тем более что это очень близкие регионы: в рамках Восточноазиатского саммита, саммита стран Восточной Азии, принимают участие и государства АСЕАН, и государства, которые входят в Шанхайскую организацию сотрудничества. В этом смысле набор вызовов, угроз, как экономических, так и политических, угроз в сфере безопасности – практически один. Это создаёт неплохие возможности для того, чтобы эти проблемы обсуждать и вырабатывать единые решения.
Приведу такой пример. Сегодня мы обсуждали на Восточноазиатском саммите вопросы, связанные с поддержанием режима безопасности в Азиатско-Тихоокеанском регионе, в том числе вопросы, связанные с ситуацией на Корейском полуострове. Совершенно очевидно, что ряд подходов, которые мы апробировали в ШОС, и я об этом сказал в своём выступлении, может быть применён здесь и скоординирован с усилиями стран АСЕАН. Поэтому я вижу в этом неплохие перспективы.
А если говорить об экономической повестке дня, то совершенно очевидно, что это может быть сделано по пути интеграции, создания различных торговых, инвестиционных режимов, начиная двусторонними договорённостями и заканчивая гипотетически какими-то полноформатными договорённостями, которые создают единое экономическое пространство, затрагивающее и Шанхайскую организацию сотрудничества, и АСЕАН. Конечно, это вопрос достаточно далёкого будущего, но определённое движение в эту сторону мы наблюдаем.
Страны АСЕАН отмечали 50-летие своей организации. Это очень важное событие, мы их с этим поздравили. И я специально сегодня сказал, что эти страны многого добились и в формате просто взаимодействия, и с учётом создания в 2015 году экономической структуры АСЕАН. Шанхайская организация сотрудничества гораздо моложе и не столь интегрирована внутри, как сообщество АСЕАН. Мы сегодня общались с участием руководства Шанхайской организации сотрудничества. Был Генеральный секретарь организации, который принял участие в обсуждении вопросов. Иными словами, контакты уже установлены как по линии глав государств и правительств, так и по линии аппаратов, что очень важно для будущего.
Вопрос: Дмитрий Мешков, «Интерфакс». Дмитрий Анатольевич, что Вы думаете о возможном наращивании торгово-экономического сотрудничества с Филиппинами, прежде всего в части агроэкспорта в эту страну? Особенно на фоне проблем с урожаем у более традиционных для этого рынка поставщиков – США, Австралии, Канады?
Д.Медведев: Если ориентироваться на сотрудничество, не нужно делать акцент только на неурожае. В этом году неурожай, в следующем году урожай. Надо просто развивать сотрудничество, кооперацию, экономические отношения с Филиппинами. В этом смысле, мне кажется, у нас очень неплохие перспективы.
Переговоры с Филиппинами, с Президентом Дутерте уже вышли на принципиально новый уровень. Мы сотрудничаем практически во всех областях, причём в тех областях, в которых, скажем прямо, ещё три-пять лет назад сотрудничество трудно было даже себе представить, включая вопросы обеспечения безопасности, военно-техническое сотрудничество. Вы, наверное, слышали: вчера Президент, когда мы вечером встречались, упомянул о помощи, которую Российская Федерация оказала в контексте антитеррористической операции, которая проводилась Правительством Филиппин в Марави. И Президент сказал прямо и откровенно, что это помогло. Но дело даже не в этом в конечном счёте, а в том, что отношения вышли на качественно новый уровень.
В чём это заключается? Это заключается в том, что у нас уже полноценная нормативная основа этих отношений. Только вчера было подписано девять соглашений на различные темы, как межправительственных, включая ведомственные документы, так и корпоративных, что, на мой взгляд, не менее важно, потому что это именно та ткань, которая соединяет экономики двух стран.
Если вернуться к аграрному сотрудничеству, то, действительно, это большой рынок, здесь живёт больше 100 миллионов человек. С одной стороны, здесь есть свои, особые продукты питания, которые наши филиппинские друзья могут поставлять и в нашу страну. Я имею в виду прежде всего тропические фрукты и продукты моря, которые здесь вылавливают в большом количестве и которые могут поставляться в нашу страну. С другой стороны, поставка зерновых, зернобобовых культур, а также мяса, включая мясо птицы, свинину, говядину была бы очень выгодна для нас. И в этом смысле мы пока только начинаем эту работу, но товарооборот вырос за последнее время, причём в значительной степени – за счёт поставок именно филиппинских товаров и продовольствия на наш рынок. Нам ещё нужно только осваивать рынок Филиппин, я думаю, это можно будет сделать в ближайшие годы. Во всяком случае, такие намерения есть у обеих сторон.
Вопрос: «Вести FM». Я хотела бы вспомнить о соглашении между ЕАЭС и Вьетнамом, которое было подписано год (может быть, чуть больше года) назад. О каких результатах можно говорить на сегодняшний день? Планируется ли подписание подобного соглашения (о ЗСТ) ещё с какими-то странами в ближайшее время? И на минувшем саммите шёл ли разговор о подобном соглашении между ЕАЭС и АСЕАН?
Д.Медведев: Нам нужно двигаться шаг за шагом. Вы справедливо упомянули соглашение о зоне свободной торговли с Вьетнамом. Я сегодня встречался с вьетнамским премьером. Мы как раз обсуждали результаты действия этого соглашения. В чём они заключаются? Наш товарооборот, несмотря на разные неблагоприятные тенденции, которые на рынке существуют, за счёт этого соглашения показывает прирост приблизительно на 20%. И это очень хороший результат. Вьетнамская цифра, кстати, не 20, а 25 (всегда существует разница в оценке таможенной стоимости, там различные товарные потоки). Тем не менее очевиден факт, что или пятая, или четвёртая часть товарооборота приросла в результате реализации этого соглашения. Причём мы не всё реализовали. Там ещё есть целый ряд позиций, которые подлежат реализации, в частности, они касаются нашего автопрома. Мы отдельно с нашими вьетнамскими друзьями это проговаривали. Это специальный протокол, я сегодня особо акцентировал внимание на необходимости его выполнения. Поэтому этот инструмент работает, он важный, интересный, благодаря ему активизируется товарообмен и инвестиционные связи, его можно тиражировать, в том числе с участием стран АСЕАН. Хотя я прямо скажу: мы ведём подобные переговоры не только со странами АСЕАН.
В рамках этого визита проблематику, связанную с подготовкой очередного, нового соглашения о зоне свободной торговли я вёл с Премьер-министром Сингапура господином Ли Сянь Луном, и мы договорились о том, что ускорим эту работу, так как это соглашение в достаточно высокой стадии готовности. Это непростая работа, потому что нужно смотреть на тарифы, на то, чтобы не оставить беззащитным свой рынок. С другой стороны, чтобы всё-таки произошла определённая либерализация торговых потоков и страны могли получить в результате этого соглашения особый, льготный или преференциальный режим для взаимных поставок. С Сингапуром такое соглашение готовится, мы обсуждаем эти вопросы и с другими странами, с Камбоджей, целым рядом других стран АСЕАН. В принципе я не исключаю вполне, что в какой-то момент мы выйдем уже и на возможность подготовки соглашения о такой свободной торговле между экономическим сообществом АСЕАН и Евразийским экономическим союзом, но для этого нужно пройти ещё достаточно большой путь. Будем двигаться от частного к общему.
Вопрос: Канал «Россия». Дмитрий Анатольевич, вопрос, касающийся наших западных партнёров. Сейчас Еврокомиссия рассматривает возможность применения новых ограничений в отношении нашего «Северного потока». Речь идёт о третьем энергопакете. Как это может повлиять на реализацию проекта и что Россия может сделать в этом случае?
Д.Медведев: Строго говоря, этот вопрос касается не только наших западных партнёров, он и нас касается, потому что это совместный проект, важный, большой проект. Действительно, в последнее время мы услышали (пока именно услышали) мнение, которое пришло из Брюсселя, о том, что надо переоценить критерии действия так называемого третьего энергетического пакета и распространить этот пакет не только на газопроводы, на трубопроводный транспорт, который идёт по территории стран Евросоюза, но и на мощности, которые идут в нейтральных зонах, включая нейтральные воды, то есть на морские газопроводы. Как минимум с правовой точки зрения это позиция весьма спорная, если не сказать абсурдная. Так можно объявить зоной покрытия любым экономическим пакетом, энергетическим или каким угодно вообще любые отношения в мире. По всей вероятности, это способ давления на нашу страну и на некоторые государства – участники Европейского союза с целью побудить отказаться от строительства второй нитки «Северного потока» или каким-то образом усложнить эту работу.
Пока комментировать дальше я не буду, кроме уже сказанного о том, что, на мой взгляд, в правовом смысле это решение абсурдно, что, кстати, подтверждали юридические ведомства самого Европейского союза в Брюсселе. Но пока решений нет. Посмотрим, как поведут себя в этом случае европейские страны, в том числе страны, которые активно заинтересованы в реализации этого проекта, и к чему в конечном счёте будет склоняться Европейская комиссия.
Одно лишь могу сказать: наш подход к реализации этого проекта остаётся неизменным. Это не политический инструмент, не средство влияния нашей страны на европейские страны, как это иногда подают отдельные государства и политики. Это совершенно другое. Это нормальный коммерческий проект, направленный на обеспечение энергетической безопасности Европы, который, конечно, выгоден и Российской Федерации, поскольку приносит нам весьма немалые валютные доходы. Именно так мы его и позиционируем.
Вопрос: Андрей Блашкевич, ТАСС. Дмитрий Анатольевич, скажите, пожалуйста, на саммите в эти дни Вам удалось пообщаться с Президентом США Дональдом Трампом? Если да, как Вы оцениваете эти контакты?
И по американской теме в целом. Как Вы оцениваете ужесточение санкций со стороны США, которые они собираются и дальше ужесточать (уже известны планы)? Может ли это привести к сворачиванию каких-то проектов, которые Россия ведёт совместно с западными партнёрами? Как Россия будет минимизировать ущерб от этих санкций?
Д.Медведев: Сначала про саммит. Всегда есть возможность пообщаться с коллегами в той или иной форме. Я впервые встретился на таком мероприятии с действующим Президентом Соединённых Штатов Америки. У нас было общение в ходе ужина, который давали в честь 50-летия АСЕАН. Поскольку Президент Дональд Трамп сидел практически рядом со мной, мы могли пообщаться.
Общее впечатление совпадает с тем, что недавно сказал Владимир Владимирович Путин на эту тему: он открытый, доброжелательный человек, с которым можно комфортно говорить на самые разные темы. В том числе мы вспоминали историю наших отношений с Соединёнными Штатами Америки, Вторую мировую войну и некоторые другие моменты. Само по себе это неплохо.
Плохо другое. Плохо, что, несмотря на наличие контактов, возможность обсуждать какие-то вопросы, наши отношения деградируют день ото дня. Они находятся в самой низкой точке за последние десятилетия. Я даже не знаю, с чем это сравнить. Я неплохо помню ситуацию, которая была в наших отношениях в конце 1970-х – начале 1980-х годов. Я, откровенно сказать, не уверен, что тогда наши отношения были хуже. Не было, например, законов, которые называются законами о распространении санкций на государства, являющиеся врагами Соединённых Штатов Америки. А сейчас такой закон действует. С недвусмысленной терминологией. Причём любопытно в этой истории то, что те же Соединённые Штаты Америки нас призывают к активному взаимодействию по ряду самых сложных мировых проблем, например, в борьбе с терроризмом или по разрешению ситуации на Корейском полуострове. С другой стороны, такими решениями объявляют нас весьма недвусмысленно не только своими оппонентами, а, по сути, врагами. Это как минимум непоследовательная позиция.
Если говорить о новом пакете санкций, то вы, наверное, знаете, что сам по себе этот закон не создаёт принципиально новых правил, но он кодифицирует исполнительные указы администрации Соединённых Штатов Америки. И если до этого закона все эти решения, все эти санкции можно было отменить актом Президента, то сейчас для этого требуется решение Конгресса. Это означает, что, по сути, происходит увековечивание всех этих решений. Если хотите, здесь можно провести параллель с поправкой Джексона – Вэника. Хотя этот закон гораздо шире, чем поправка Джексона – Вэника, поскольку для отмены этих решений потребуется новый закон. Более того, даже отложение действия этих правил требует гораздо более сложной процедуры. Я, конечно, не специалист по американскому праву, но, по-моему, там процедура даже сложнее, чем использование вейвера, который применяли Соединённые Штаты Америки, для того чтобы блокировать поправку Джексона – Вэника. Что это такое? Это означает, что, по сути, наши отношения будут подорваны на протяжении десятилетий. Другие люди уже будут управлять нашими странами, а отношения будут вот в таком состоянии. Поэтому мы считаем, что это очень плохо.
Если же говорить об экономических последствиях, то в значительной степени всё это относится к компетенции исполнительной власти Америки, то есть как раз той же администрации. Посмотрим, какие решения они будут принимать. В любом случае мы к различного рода ограничениям готовы. Во-первых, потому что они появились не сегодня, во-вторых, потому что наша экономика адаптировалась к условиям жизни как в ситуации с общеэкономическим кризисом, так и с учётом тех ограничений, которые ввели в отношении российской экономики Соединённые Штаты Америки и целый ряд других западных стран. Поэтому принципиально нового ничего не произойдёт. Но у нас есть способы влияния на эту ситуацию. Ещё раз говорю, наша экономика адаптировалась, Правительство имеет необходимый арсенал решений, которые можно будет задействовать в случае возникновения каких-то неожиданностей. Ещё раз подчеркну, само по себе это весьма прискорбно и создаёт абсолютно неприемлемый, на наш взгляд, уровень взаимоотношений с Соединёнными Штатами Америки. И это уже никак не связано ни с персоналиями, ни с чем другим.
И последнее, может быть, о чём я хочу сказать. Экономика всё равно сильнее, чем многие политические решения. Они всякие санкции вводят, пытаются нас ущемить где-то, где-то заблокировать нашу работу, но, с другой стороны – бизнес хочет этого? Если говорить о товарообороте с Америкой, то он за последнее время, несмотря на санкции, подрос. Если говорить о товарообороте с Европейским союзом, то он тоже подрос. Здесь есть и вклад углеводородов, тем не менее всё равно рост происходит.
В конечном счёте, если будут использованы отдельные инструменты этого закона, это ударит прежде всего по европейскому бизнесу, по интересам граждан Евросоюза. Будет создавать напряжение на рынке этих стран, потому что не будут реализованы новые проекты, могут произойти какие-то иные изменения, в том числе по ценам. Этот закон в известной степени превращается в инструмент конкурентной борьбы для продвижения сжиженного газа из Соединённых Штатов Америки на европейский рынок, причём с нарушением правил конкуренции. И вот этого не видеть тоже нельзя. Это действительно возмущает многих представителей бизнеса из Европейского союза, да и отдельных политиков Евросоюза, о чём они делали вполне недвусмысленные заявления.
Вопрос: «РИА Новости». Дмитрий Анатольевич, у меня вопрос экономического плана. По некоторым данным, в последнее время российская экономика выходит из своего кризисного состояния. Однако по прогнозу МВФ достичь уровня 3%, о чём ранее говорил Президент, давал поручения, удастся не за 3 года, а за 7–10 лет. Кстати, по данным Росстата, рост ВВП в III квартале составил 1,8%, что несколько ниже. Скажите, какие меры необходимо принять, чтобы изменить ситуацию и достичь поставленных целей?
Д.Медведев: Всякие прогнозы – дело достаточно сложное и зачастую неблагодарное. Вы упомянули МВФ. Ещё совсем недавно МВФ прогнозировал рост нашей экономики около 1%.
Сейчас они прогноз поменяли. Эти прогнозы должны всё-таки сверяться с реальной ситуацией. Действительно, за последнее время (и это не некоторые данные, это уже, так сказать, медицинский факт, это уже диагноз, который поставили экономические аналитики) экономика вошла в стадию роста. Я не могу сказать, что это абсолютно уверенный рост, такой, какого мы бы хотели достичь. Тем не менее рост порядка 2% – это по мировым масштабам весьма неплохой рост. Достаточно посмотреть на рост экономик так называемых развитых стран, или рост развитых экономик.
Но нам этого мало. Это действительно так, и об этом говорилось в поручениях Президента, говорится на различных экономических совещаниях. Мы не считаем удовлетворительной ситуацию в целом. Российская экономика должна развиваться гораздо быстрее, для того чтобы ускорить решение проблем, которые у нас возникли в 1990-е годы и которые связаны с кризисом 2008 года и последствиями кризисных явлений текущего десятилетия.
Что для этого делать? У нас есть антикризисные решения, которые мы пока не отменяли, которые действуют. Я ещё раз об этом скажу, хотя мы неоднократно это подчёркивали: очень важно, что у нас стабильные макроэкономические условия. Сегодня это уже понимают все, вне зависимости от экономических взглядов, предпочтений и даже идеологии. Невозможно планировать нормальный рост экономики в условиях гиперинфляции. Сколько бы ни говорили на эту тему: давайте денег напечатаем, качнём их в промышленность, в сельское хозяйство, – всё съест инфляция. В результате инфляционного таргетирования, в результате курса на снижение инфляции мы вошли в число стран с цивилизованным уровнем инфляции. И это, может быть, важнейшее достижение последних лет, если не десятилетий, – самый низкий уровень инфляции за всю историю Российской Федерации как самостоятельного государства.
У нас растёт валовый внутренний продукт. На фоне снижающихся темпов инфляции можно корректировать отдельные элементы бюджетной политики и, безусловно, можно и нужно заниматься снижением кредитных ставок в структуре коммерческих банков. Здесь индикацию даёт Центральный банк Российской Федерации, аккуратно снижая ключевую ставку, но в конечном счёте это подталкивает к тому, чтобы выходить на другой уровень кредитных ставок, а это делает кредиты гораздо более доступными для бизнеса и, что не менее важно, делает кредиты гораздо более доступными для тех, кто хочет получить ипотеку. Вы знаете, что ипотечная ставка – я имею в виду не субсидированную ставку, а простую ставку, без субсидий от государства – достигла самого низкого уровня опять же за всю нашу новейшую историю. И я уверен, что ипотечная ставка продолжит снижаться. Это означает возможность роста жилищного сектора и, конечно, решение важнейшей социальной проблемы – проблемы получения жилья, приобретения жилья.
Снижение инфляции даёт огромный позитивный эффект с точки зрения предсказуемости цен на основные продукты питания и товары – это то, что непосредственно отражается на кошельке людей, граждан нашей страны.
Все эти макроэкономические условия вкупе с небольшим бюджетным дефицитом, который тоже снижается и в ближайшие годы может выйти уже в нулевую или даже профицитную фазу, дают основания полагать, что мы сможем достичь этих показателей в достаточно короткой перспективе.
Но дело даже не в показателях и не в темпах роста. Мы должны выйти на принципиально новую структуру российской экономики. Я часто слышу упрёки: «Что же вы так медленно проводите диверсификацию? Почему так медленно модернизируется экономика?» У нас экономика очень сложная. Это экономика самого крупного по территории государства. Экономика, которая ещё совсем недавно, двадцать с небольшим лет назад, жила по законам плана. Поэтому для того, чтобы перевести её на другие рельсы, для того, чтобы добиться её диверсификации, нужно потратить значительные усилия. Тем не менее я ещё раз акцентирую внимание на том, что за последнее время мы, по сути, получаем бóльшую часть доходов уже не от торговли нефтью и газом. Это уже другие доходы. О чём это говорит? Это говорит о том, что меняется сама структура экономики. Да, пока недостаточно быстро. Но эти изменения происходят.
Очень важно сделать технологические заделы, чтобы не отстать от всего мира. Для этого подготовлена и принята программа перехода к цифровой экономике. Этим занимаются сейчас все. Если кто-то скажет, что в каком-либо государстве, даже самом высокоразвитом, эта задача решена, это будет нечестно. Цифровая экономика как явление не существует ни в одной стране мира. Мы только движемся к ней. Но это движение необратимо, и мы должны занять в этом движении достойное место. Уверен, что мы это сможем сделать.
